Неточные совпадения
— Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам,
юношей влюбленных узнаю по их
глазам, — продекламировал Степан Аркадьич. — У тебя всё впереди.
— Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам,
юношей влюбленных узнаю по их
глазам, — продекламировал Степан Аркадьевич точно так же, как прежде Левину.
Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Корсунского; там была хозяйка, там сиял своею лысиной Кривин, всегда бывший там, где цвет общества; туда смотрели
юноши, не смея подойти; и там она нашла
глазами Стиву и потом увидала прелестную фигуру и голову Анны в черном бархатном платье.
Странное дело! оттого ли, что честолюбие уже так сильно было в них возбуждено; оттого ли, что в самых
глазах необыкновенного наставника было что-то говорящее
юноше: вперед! — это слово, производящее такие чудеса над русским человеком, — то ли, другое ли, но
юноша с самого начала искал только трудностей, алча действовать только там, где трудно, где нужно было показать бóльшую силу души.
Еще более неприятно было установить, что его отношение к Мише совпадает с отношением Безбедова, который смотрел на
юношу, дико выкатывая
глаза, с неприкрытой злостью и говорил с ним презрительно, рычащими словами.
Его слушали, сидя за двумя сдвинутыми столами, три девицы, два студента, юнкер, и широкоплечий атлет в форме ученика морского училища, и толстый, светловолосый
юноша с румяным лицом и счастливой улыбкой в серых
глазах.
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева;
юноша, с невероятно широким переносьем и черными
глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
«Интересно: как она встретится с Макаровым? И — поймет ли, что я уже изведал тайну отношений мужчины и женщины? А если догадается — повысит ли это меня в ее
глазах? Дронов говорил, что девушки и женщины безошибочно по каким-то признакам отличают
юношу, потерявшего невинность. Мать сказала о Макарове: по
глазам видно — это
юноша развратный. Мать все чаще начинает свои сухие фразы именем бога, хотя богомольна только из приличия».
Самгин был уверен, что этот скандал не ускользнет от внимания газет. Было бы крайне неприятно, если б его имя оказалось припутанным. А этот Миша — существо удивительно неудобное. Сообразив, что Миша, наверное, уже дома, он послал за ним дворника.
Юноша пришел немедля и остановился у двери, держа забинтованную голову как-то особенно неподвижно, деревянно. Неуклонно прямой взгляд его одинокого
глаза сегодня был особенно неприятен.
Осторожно входил чистенько одетый
юноша, большеротый, широконосый, с белесыми бровями; карие
глаза его расставлены далеко один от другого, но одинаково удивленно смотрят в разные стороны, хотя назвать их косыми — нельзя.
Незадолго до этого дня пред Самгиным развернулось поле иных наблюдений. Он заметил, что бархатные
глаза Прейса смотрят на него более внимательно, чем смотрели прежде. Его всегда очень интересовал маленький, изящный студент, не похожий на еврея спокойной уверенностью в себе и на
юношу солидностью немногословных речей. Хотелось понять: что побуждает сына фабриканта шляп заниматься проповедью марксизма? Иногда Прейс, состязаясь с Маракуевым и другими народниками в коридорах университета, говорил очень странно...
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый
юноша сидел открыв рот, и в светлых
глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою лица оратора. Фомин, зажав руки в коленях, смотрел под ноги себе, в лужу растаявшего снега.
Самгин видел незнакомого; только
глаза Дмитрия напоминали
юношу, каким он был за четыре года до этой встречи,
глаза улыбались все еще той улыбкой, которую Клим привык называть бабьей. Круглое и мягкое лицо Дмитрия обросло светлой бородкой; длинные волосы завивались на концах. Он весело и быстро рассказал, что переехал сюда пять дней тому назад, потому что разбил себе ногу и Марина перевезла его.
Ее воображению открыта теперь самая поэтическая сфера жизни: ей должны сниться
юноши с черными кудрями, стройные, высокие, с задумчивой, затаенной силой, с отвагой на лице, с гордой улыбкой, с этой искрой в
глазах, которая тонет и трепещет во взгляде и так легко добирается до сердца, с мягким и свежим голосом, который звучит как металлическая струна.
Она обливала взглядом Райского; нужды ей нет, что он был ранний
юноша, успела ему сказать, что у него
глаза и рот обворожительны и что он много побед сделает, начиная с нее…
Кофей, чай, булки, завтрак, обед — все это опрокинулось на студента, еще стыдливого, робкого, нежного
юношу, с аппетитом ранней молодости; и всему он сделал честь. А бабушка почти не сводила
глаз с него.
— Ах, Иван Иваныч! Ах, Петр Петрович! Это гении, наши светила! — закатывая
глаза под лоб, повторяли восторженно
юноши.
Красивый был
юноша, знаете, того хорошего польского типа: широкий, прямой лоб с шапкой белокурых вьющихся тонких волос, прекрасные голубые
глаза.
На заре дней моих, еще малым ребенком, имел я старшего брата, умершего
юношей, на
глазах моих, всего только семнадцати лет.
Тот на мгновение поднял было на него
глаза от книги, но тотчас же отвел их опять, поняв, что с
юношей что-то случилось странное.
Алеша быстро отвел свои
глаза и опустил их в землю, и уже по одному виду
юноши отец Паисий догадался, какая в минуту сию происходит в нем сильная перемена.
Снегурочка, да чем же
Встречать тебе восход Ярила-Солнца?
Когда его встречаем, жизни сила,
Огонь любви горит у нас в очах,
Любовь и жизнь — дары Ярила-Солнца;
Его ж дары ему приносят девы
И
юноши; а ты сплела венок,
Надела бус на шейку, причесалась,
Пригладилась — и запон, и коты
Новехоньки, — тебе одна забота,
Как глупому ребенку, любоваться
На свой наряд да забегать вперед,
Поодоль стать, — в
глазах людей вертеться
И хвастаться обновками.
Я бросился к реке. Староста был налицо и распоряжался без сапог и с засученными портками; двое мужиков с комяги забрасывали невод. Минут через пять они закричали: «Нашли, нашли!» — и вытащили на берег мертвое тело Матвея. Цветущий
юноша этот, красивый, краснощекий, лежал с открытыми
глазами, без выражения жизни, и уж нижняя часть лица начала вздуваться. Староста положил тело на берегу, строго наказал мужикам не дотрогиваться, набросил на него армяк, поставил караульного и послал за земской полицией…
В семидесятых годах формы у студентов еще не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на
глаза шляпа с широченными полями и иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало
юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции.
Наступил урок химии. Игнатович явился несколько взволнованный; лицо его было серьезно,
глаза чаще потуплялись, и голос срывался. Видно было, что он старается овладеть положением и не вполне уверен, что это ему удастся. Сквозь серьезность учителя проглядывала обида
юноши, урок шел среди тягостного напряжения.
Это был очень красивый
юноша с пепельными волосами, матовым лицом и выразительными серыми
глазами. Он недавно перешел в нашу гимназию из Белой Церкви, и в своем классе у него товарищей не было. На переменах он ходил одинокий, задумчивый. Брови у него были как-то приподняты, отчего сдвигались скорбные морщины, а на красивом лбу лежал меланхолический нимб…
В это время выходная дверь на блоке хлопнула, и по мосткам застучали частые шаги. Нас нагонял Конахевич, стуча каблуками так энергично, будто каждым ударом мрачный
юноша вколачивал кого-то в землю.
Глаза Кордецкого сверкнули лукавой искоркой.
Лаврецкий действительно не походил на жертву рока. От его краснощекого, чисто русского лица, с большим белым лбом, немного толстым носом и широкими правильными губами, так и веяло степным здоровьем, крепкой, долговечной силой. Сложен он был на славу, и белокурые волосы вились на его голове, как у
юноши. В одних только его
глазах, голубых, навыкате, и несколько неподвижных, замечалась не то задумчивость, не то усталость, и голос его звучал как-то слишком ровно.
Новицкий нас обоих осмотрел и снабдил разными снадобьями. Вид мой поразил его. Он говорит, что твой
юноша, на его
глаза, десятью летами постарел. Хорош
юноша твой!..
Райнеру видится его дед, стоящий у столба над выкопанной могилой. «Смотри, там Рютли», — говорит он ребенку, заслоняя с одной стороны его детские
глаза. «Я не люблю много слов. Пусть Вильгельм будет похож сам на себя», — звучит ему отцовский голос. «Что я сделаю, чтоб походить самому на себя? — спрашивает сонный
юноша. — Они сделали уже все, что им нужно было сделать для этих гор».
Студент Слободзиньский был на вид весьма кроткий
юноша — высокий, довольно стройный, с несколько ксендзовским, острым носом, серыми умными
глазами и очень сдержанными манерами. Ему было двадцать два, много двадцать три года.
Юноши наши задумали между тем дело большое. Плавин, сидевший несколько времени с закрытыми
глазами и закинув голову назад, вдруг обратился к Павлу.
Закуривая папиросу, она спрашивала и не ждала ответов, лаская мать и
юношу взглядом серых
глаз. Мать смотрела на нее и, внутренне улыбаясь, думала...
Равные ей по происхождению женихи, в погоне за деньгами купеческих дочек за границей, малодушно рассеялись по свету, оставив родовые зáмки или продав их на слом евреям, а в городишке, расстилавшемся у подножия ее дворца, не было
юноши, который бы осмелился поднять
глаза на красавицу-графиню.
Подпоручик Михин, маленький, слабогрудый
юноша, со смуглым, рябым и веснушчатым лицом, на котором робко, почти испуганно глядели нежные темные
глаза, вдруг покраснел до слез.
Посмотрите на этого
юношу: он только что сошел с школьной скамьи; вид его скромен, щеки розовы, поступь плавна и благонравна,
глаза опущены вниз…
— В самом деле хорошо? — спрашивал
юноша с блистающими от удовольствия
глазами.
— Так, ничего. Вздумали поддеть меня! А называли когда-то неглупым человеком! хотите играть мной, как мячиком, — это обидно! Не век же быть
юношей. К чему-нибудь да пригодилась школа, которую я прошел. Как вы пустились ораторствовать! будто у меня нет
глаз? Вы только устроили фокус, а я смотрел.
Знаменная рота всегда на виду, и на нее во время торжеств устремляются зоркие
глаза высшего начальства. Потому-то она и составлялась (особенно передняя шеренга) из
юношей с наиболее красивыми и привлекательными лицами. Красивейший же из этих избранных красавцев, и непременно портупей-юнкер, имел высочайшую честь носить знамя и называться знаменщиком. В том году, когда Александров поступил в училище, знаменщиком был Кениг, его однокорпусник, старше его на год.
Все относятся к ней почтительно, молодежь даже немножко боится ее, — смотрит
юноша на это большое тело жадными
глазами, но когда с его взглядом встретится ее тесно обнимающий взгляд —
юноша смущенно опускает свои
глаза. Жихарев тоже почтителен к своей гостье, говорит с нею на «вы», зовет ее кумушкой, угощая — кланяется низко.
Вызывают Ивана Петрова. Выходит
юноша, дурно, грязно одетый, испуганный, с дрожащими мускулами лица и блестящими бегающими
глазами и прерывающимся голосом, шепотом почти говорит: «я… по закону… я, как христианин… я не могу…».
И так, почти до ужина, поблескивая зоркими, насмешливыми
глазами, старый Кожемякин поучал сына рассказами о прошлых днях. Тёплая тень обнимала душу
юноши, складные рассказы о сумрачном прошлом были интереснее настоящего и, тихонько, незаметно отводя в сторону от событий дни, успокаивали душу музыкою мерной речи, звоном ёмких слов.
Он устало завёл
глаза. Лицо его морщилось и чернело, словно он обугливался, сжигаемый невидимым огнём. Крючковатые пальцы шевелились, лёжа на колене Матвея, — их движения вводили в тело
юноши холодные уколы страха.
Но его оттёрли прочь, поставив перед Матвеем длинного человека, несуразно сложенного из острых костей, наскоро обшитых старой, вытертой, коричневой кожей. Голова у него была маленькая, лоб выдвинулся вперёд и навис над
глазами; они смотрели в лицо
юноши, не мигая и словно не видя ничего.
Юноша, искоса поглядывая на Палагу, удивлялся: её розовое кукольное лицо было, как всегда, покорно спокойно,
глаза красиво прикрыты ласковыми тенями ресниц; она жевала лепёшку не торопясь и не открывая рта, и красные губы её жили, как лепестки цветка под тихим ветром.
…В монастыре появилась новая клирошанка, — высокая, тонкая, как берёзка, она напоминала своим покорным взглядом Палагу, —
глаза её однажды остановились на лице
юноши и сразу поработили его. Рот её — маленький и яркий — тоже напоминал Палагу, а когда она высоким светлым голосом пела: «Господи помилуй…» — Матвею казалось, что это она для него просит милости, он вспоминал мать свою, которая, жалеючи всех людей, ушла в глухие леса молиться за них и, может быть, умерла уже, истощённая молитвой.
Повинуясь вдруг охватившему его предчувствию чего-то недоброго, он бесшумно пробежал малинник и остановился за углом бани, точно схваченный за сердце крепкою рукою: под берёзами стояла Палага, разведя руки, а против неё Савка, он держал её за локти и что-то говорил. Его шёпот был громок и отчётлив, но
юноша с минуту не мог понять слов, гневно и брезгливо глядя в лицо мачехе. Потом ему стало казаться, что её
глаза так же выкатились, как у Савки, и, наконец, он ясно услышал его слова...
— Теперь, — шептал
юноша, — когда люди вынесли на площади, на улицы привычные муки свои и всю тяжесть, — теперь, конечно, у всех другие
глаза будут! Главное — узнать друг друга, сознаться в том, что такая жизнь никому не сладка. Будет уж притворяться — «мне, слава богу, хорошо!» Стыдиться нечего, надо сказать, что всем плохо, всё плохо…
Необычный шум за столом, нескромные шутки мужиков, бесстыдные взгляды огородниц и больше всего выкатившиеся
глаза Савки — всё это наполнило
юношу тёмным гневом; он угрюмо бросил ложку и сказал...
Всюду чувствовалась жестокость. В мутном потоке будничной жизни — только она выступала яркими пятнами, неустранимо и резко лезла в
глаза, заставляя
юношу всё чаще и покорнее вспоминать брезгливые речи отца о людях города Окурова.